«Приблизительно
30 тысяч евро в год тратится в Европе на лечение пациентов с ревматоидным
артритом. Затраты окупаются через два года», — говорит главный ревматолог
Минздравсоцразвития академик РАМН Евгений Насонов
Ревматоидным
артритом — тяжелым системным заболеванием — страдают около 700 тысяч россиян.
Революционные препараты, разработанные недавно учеными, сегодня дают реальную
надежду поставить на ноги ранее безнадежных больных. Однако получить такую
помощь пока могут лишь 2—3 процента нуждающихся, отмечает главный ревматолог
Минздравсоцразвития РФ, президент Ассоциации ревматологов России, директор
Института ревматологии, академик РАМН Евгений Насонов.
— Евгений
Львович, вы не преувеличиваете масштабы проблемы? Официально цифры о количестве
больных называются совсем иные.
— Действительно, если
верить официальной статистике, то все не так катастрофично. Скажем, больных
ревматоидным артритом насчитывают немногим более 300 тысяч. Наши цифры в два с
лишним раза выше. Расхождение есть и по другим заболеваниям. Это объясняется
отсутствием правильной диагностики — врачи общей практики зачастую путаются в
«масках», которые могут принимать коварные недуги в самом начале. И, как
следствие, люди остаются без лечения и в течение первых 5—6 лет после
постановки диагноза становятся инвалидами. Ревматические заболевания
насчитывают более 100 нозологических форм и занимают третье место по
инвалидности после кардиологических заболеваний и онкологии. Особенно остро
стоит проблема ревматоидного артрита. Ежегодно инвалидность получают 80 тысяч
человек, половина из них относится к наиболее дееспособному возрасту: мужчины —
до 49, женщины — до 44 лет. А число инвалидов среди детей с ревматическими
заболеваниями с 2000 года увеличилось на 24 процента.
— В чем
причина этой болезни?
— Причины
возникновения во многом еще неясны. По всей видимости, болезни способствуют
гормональные процессы, воздействие неблагоприятных факторов — например,
курение, стрессы, а также перенесенные инфекционные заболевания. Исследования
последних лет, проведенные в разных странах, окончательно подтвердили, что
немаловажным фактором предрасположенности к заболеванию является
наследственность. В семьях больных ревматоидным артритом родственники болеют
чаще, чем в популяции. При этом очень важно распознать болезнь в самом начале.
Ведь чем раньше начнешь лечение, тем больше шансов на исцеление. Увы, пациенты
нередко не обращают внимания на первые признаки коварного недуга — боли в
суставах и их легкую припухлость, которая порой довольно быстро проходит.
Однако со временем становится только хуже. Больной ревматоидным артритом — это
человек с припухшими деформированными суставами, страдающий от постоянной
изнурительной сильной боли. Раньше лечение было направлено на внешние
проявления болезни: пациенту назначались болеутоляющие препараты, тепловые процедуры,
примочки, компрессы. Однако это помогало очень слабо. Ведь ревматоидный артрит
— это сложнейший биологический процесс, который возникает в результате
воздействия иммунной системы на свои собственные ткани.
— Существенные
сдвиги в лечении ревматоидного артрита связаны с появлением генно-инженерных
биологических препаратов (ГИБП), которые целенаправленно воздействуют на
различные мишени — клетки и рецепторы, ведущие к развитию воспалительных
процессов. В определенной степени ГИБП являются аналогами веществ
(иммуноглобулины или другие компоненты иммунной системы), присутствующих в
организме человека. Прообразом этих препаратов можно считать инсулин. В XXI
веке появился новый класс таких биологических препаратов. Их принципиальное
отличие от других противовоспалительных препаратов, включая глюкокортикоидные
гормоны, заключается в том, что они более селективно блокируют медиаторы
воспаления, чем традиционные противовоспалительные препараты. Например, один из
таких препаратов стал настоящим прорывом в медицине. Он блокирует рецептор
IL-6, являющийся главным фактором развития целого ряда воспалительных
процессов. Воздействуя таким образом на механизм развития болезни, препарат
быстро нейтрализует симптомы и признаки заболевания. В результате значительно
снижается воспаление в суставах и организме в целом. Уже сегодня удалось
показать, что, подавляя синтез только одного воспалительного медиатора, можно
приостановить прогрессирование хронического воспаления. Разработка аналогичных
препаратов, блокирующих другие воспалительные медиаторы, создает предпосылки
для дифференцированной терапии, направленной на подбор наиболее эффективного
лечения для каждого пациента. Это вторая революция в ревматологии.
— Была
первая?
— Могу назвать
точную дату — сентябрь 1948 года, когда впервые были применены
глюкокортикоидные гормоны — искусственные гормоны коры надпочечников, с помощью
которых врачи научились лечить воспалительный процесс при ревматических заболеваниях.
Глюкокортикоиды и некоторые другие противовоспалительные препараты позволили
эффективно бороться с ревматическими заболеваниями в XX веке. Обе эти революции
в ревматологии по значимости сопоставимы с открытием структуры ДНК и первым
полетом человека в космос. Ведь речь идет о спасении миллионов жизней, а это не
менее важно, чем приоткрыть тайны генома или Вселенной. Наша теперешняя задача
— победить ревматоидный артрит и другие болезни так же успешно, как это удалось
проделать с ревматизмом 60 лет назад. К примеру, более 90 процентов пациентов,
получивших новое лечение, отмечают видимый эффект в течение первых двух недель.
У трети пациентов за полгода терапии уменьшаются признаки болезни, а к концу
первого года — уже у каждого второго. В ряде случаев результатом становится
полное восстановление трудоспособности.
—
Теперь, как я понимаю, остается «малость»: чтобы государство обратило внимание
на проблему и помогло обеспечить пациентов необходимым лечением?
— К сожалению, на
данный момент такое лечение доступно всего 5 процентам от числа официально
зарегистрированных больных. В России эта проблема стоит достаточно остро, в
отличие от Америки и Европы, где действуют более совершенные схемы
лекарственного обеспечения пациентов и лечение многих заболеваний, в том числе
и ревматоидного артрита, оплачивается государством. Если какой-либо
дорогостоящий препарат не включен в стандарты лечения, рассматривается каждый
конкретный случай его назначения и, как правило, выносится позитивное решение.
Барак Обама выделяет триллион долларов в год на нужды здравоохранения, в том
числе на лечение ревматоидного артрита и остеопороза, и не только потому, что
так сильно любит своих сограждан. Подобные решения экономически оправданны.
Каждая затрата жестко просчитана, и получается, что лечить людей намного
эффективнее, чем содержать недееспособных инвалидов. Приблизительно 30 тысяч
евро в год тратится в Европе на лечение пациентов с ревматоидным артритом.
Затраты окупаются через два года, а через три эти люди начинают приносить доход
государству. Такой подход именуется модным термином «фармакоэкономика». Она
оказывается более гуманной, чем пустые слова сочувствия с высоких трибун и
отсутствие реальной помощи.
— В чем
загвоздка?
— Аутоиммунные
системные заболевания, подобные ревматоидному артриту, включены в перечень тех,
для лечения которых требуются высокотехнологичные методы. Это значит, что
государство должно все оплачивать. Но денег, которые выделяются, хватает далеко
не на всех. Большинство оказываются без государственной помощи, а приобрести
необходимые препараты не всем по карману — они очень дороги. Но врач обязан
помогать всем, кто в том нуждается! Как быть с теми, кому «не повезло»? С мест
поступают тревожные сигналы о том, что получить квоту для обследования и лечения
в специализированном учреждении все труднее, что специалистов на местах остро
не хватает… Для врача страшно, когда он бессилен помочь больному. Но еще
страшнее — когда он знает, каким образом можно помочь, но не в силах сделать
этого по сугубо материальным причинам.
—
Странная ситуация получается: с одной стороны, появились новые, весьма
действенные методы лечения, благодаря которым можно спасать миллионы людей, а с
другой, использовать эти завоевания в полной мере вы не можете.
— Да, при этом мы
не просим какого-то особенного отношения к ревматологии. Я понимаю, что
существует множество других, не менее важных направлений. Однако именно в
ревматологии сегодня есть уникальная возможность помогать ранее безнадежным
пациентам. Например, в настоящее время через травматолого-ортопедическое
отделение института проходит за год более полутысячи больных. Мы с успехом
проводим уникальные операции, включая высокотехнологичные методы
эндопротезирования суставов. Нигде в мире подобных методик не применяют. Многие
годы в институте изучается роль микробных и иных возбудителей в развитии
ревматических заболеваний. Разработаны и применяются принципиально новые
препараты — биологические агенты, весьма эффективные при ранее неизлечимых
заболеваниях, в первую очередь анкилозирующем спондилите, или болезни
Бехтерева, когда поражаются преимущественно суставы позвоночника и находящиеся
поблизости мягкие ткани. В последние годы в институте развернулись клинические
исследования принципиально новых высокотехнологичных генно-инженерных
биологических препаратов, прежде всего антагонистов фактора некроза опухоли и
антиклеточных агентов, дающих радикальный эффект при многих ревматических
заболеваниях. Применение этих препаратов позволяет решать ранее недостижимую
задачу — получение стойкой ремиссии или даже выздоровление при тяжелых
прогрессирующих болезнях суставов.
— Но
ведь болезни суставов не только проблема ревматологии...
— Да, и потому наш
институт неоднократно инициировал появление и развитие новых перспективных
направлений медицины в стране, в том числе ставших междисциплинарными.
Например, такие распространенные проблемы, как синдром боли в нижней части
спины или остеопороз, которым страдают более миллиона наших соотечественников,
объединили сегодня многих специалистов, но ведущую роль здесь играют
ревматологи. Во всем цивилизованном мире это понимают. Развивая ревматологию,
мы движем и другие медицинские науки. Препараты, разработанные для
ревматологических больных, завтра будут успешно применяться в других областях
медицины — например, в онкологии. Будет обидно, если, обладая бесценными
возможностями и огромным опытом, мы упустим свой шанс.
