Как врачи петербургского НИИ отказались помогать тяжелобольному ребенку из Якутии

4140 километров проделали Марфа Корякина и ее трехлетний сын-инвалид Гаврил, чтобы получить помощь. Справиться с болью. А получили удар под дых. Причем от тех, от кого ждали помощи…

Мы встретились в поезде Москва — Петербург в ночь на 1 октября. Я оторопела, когда она появилась на пороге: маленькая (от силы метр тридцать ростом) худая женщина втащила в купе баулы — две тяжелые сумки, пакет, горшок — всё за плечами, а на руках — ребенок, который громко кричал. Я застелила полку. Она сделала мальчику укол. Тот успокоился, заснул. Марфа рассказала, что добирается уже вторые сутки из Тикси (это на берегу моря Лаптевых за полярным кругом) в Петербург — в НИИ нейрохирургии им. Поленова на операцию.

В апреле этого года у ее трехлетнего сына местные врачи обнаружили кисту позвоночника. Гаврил плохо ходит, с трудом двигает руками и ногами. Медики объяснили: если кисту вовремя не удалить, она будет расти, и ребенок двигаться совсем перестанет. В Якутии таких операций не делают. Там мальчику только кололи обезболивающее. Потому что терпеть жуткие боли без уколов ребенок не может.

— На них и живет, — вздохнула мать, — я ему сама их делаю.

Марфа Корякина работает санитаркой в Центральной районной больнице. Оклад — 3 тысячи рублей. Килограмм оленины в Тикси стоит 270 рублей, свинины — 350. Муж Марфы умер год назад от язвы желудка. В Якутии его вылечить не смогли. Родители 35-летней женщины ушли из жизни еще раньше. У нее на руках — трое детей. Дома остались две дочки, 13 и 15 лет. На время отъезда мать пристроила их в интернат.

С апреля Марфа оформляла Гаврилу инвалидность. Потом выбивала в Минздраве квоту на операцию. Чего ей это стоило — молчит, отмахивается рукой. В сентябре их пригласили в Петербург. Пришел вызов: прибыть в Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. Поленова 1 октября.

– Я сильно переживала, думала: как я поеду? — Марфа втягивает голову в плечи. — Ничего не знаю, никого не знаю, даже где этот Петербург — не знаю. Никто мне там не поможет. Тут девочек одних оставлю — страшно. Но ради ребенка, что не сделаешь, правда?..

Утром она стала выяснять: сколько будет стоить такси до НИИ им. Поленова (это в 15 минутах ходьбы от вокзала)? Хватит ли таксисту 200 рублей? У нее с собой полторы тысячи — все, что удалось собрать. Врачи предупредили: в Питере придется пробыть не меньше месяца. Обследования, анализы, лекарства — все за деньги.

Я взяла Гаврила на руки, Марфа с трудом подхватила свои баулы, и мы пошли в институт. Тащу пацана, а он вперил огромные черные глаза в небо (еще луна виднелась) и шепчет: «Касота… касота… Мама, какая касота…»

Пришли. Время — 6 утра. В НИИ спят. Достучались в приемное отделение. Упросили персонал — пустили нас аж в коридор. Ждать врачей до 10 часов. Вахтер на входе в здание объяснила, как нам повезло:

— У нас даже тут (на лавочках у дверей. — Н.П.) сидеть нельзя. Утром директор проходит, кричит: «Опять вокзал устроили…»

Для справки: НИИ им. Поленова по квотам из Петербурга и Москвы принимает лишь 10% больных, остальные приезжают из разных уголков — от Крыма до Камчатки.

Медсестры добавили впечатлений: квота квотой, но пациент должен пройти обследования, сдать анализы. Расценки в институте беспощадные: МРТ (магнитно-резонансная томография) — от 3000 до 6500 руб., любое УЗИ — от 400 до 2000 руб., каждый анализ крови — около 200 руб., консультация любого специалиста — 700 руб. У Гаврила ни одно обследование не пройдено, в Тикси сделали только необходимые анализы.

— Не поможете — выставят ее, — сказали мне напоследок в институте.

Не слишком рассчитывая на жидкий суп и несладкую кашу, я каждый день привозила гостям из Якутии продукты и радовалась, что Гаврилу сделали МРТ, что у него хороший анализ крови… Остальные анализы они сдать не успели. 6 октября вечером мне позвонила Марфа: «Нас выгнали на улицу…»

Мать с сыном сидели на сумках у входа в здание НИИ. Я приехала в 19.30. Было +6 градусов. Только в этот вечер под дверями института я узнала, как Марфу с Гаврилом встретили в детском отделении.

— Врач Алина Ходоровская сразу велела мне уйти, — говорит Марфа. — Нас вызвали в пятницу 1 октября, а Алина Михайловна сказала, что в отделении карантин по чесотке до 4-го, и предложила пожить где-нибудь в гостинице три дня (средняя цена одноместного номера в Петербурге — 2500 руб. в сутки. — Н. П.). Я ответила, что нам некуда идти. Другие врачи в ординаторской сжалились: «Пусть остаются…»

С 7 октября в детском отделении объявлен уже второй карантин подряд. Первый ввели в конце сентября, после того как обнаружили чесотку у девочки из Ставрополя. Этого не скрывает персонал института. Мамочки в палатах охотно показывали мне «Спрегаль» (хороший французский препарат, по 500 руб. за флакон на разовую обработку) и серную мазь, которыми здесь сегодня поголовно обрабатывают детей во избежание болезни. У Марфы была мазь. Не помогло: вечером 5 октября у Гаврила зачесались ноги. Наутро медики отправили Корякиных сдавать анализы на чесотку.

— В 8.00 мы позавтракали и ушли к дерматологу, — продолжает Марфа. — До 15 часов сидели там, ждали результатов. А когда подтвердилось, что у Гани — чесотка, нам сказали: «Собирайте вещи. Уезжайте. Вылечитесь — вернетесь. Но не раньше, чем через месяц».

Марфа с Гаврилом ушли. С вещами. На улицу. Их даже не покормили обедом.

Спрашиваю у Алины Ходоровской (6 октября она дежурила в отделении): куда вы их отправили, зная, что им некуда идти?

— А о чем мать думала, когда ехала в Петербург с тыщей в кармане? — вопросом на вопрос отвечает детский врач. — Ей даже на продукты бы не хватило!.. Мы предлагали Марфе миллион вариантов. Набрать «03», пожаловаться: ребенок упал на улице, ударился головой, и «скорая» ее вместе с сыном заберет в любую городскую больницу. Сутки точно она сможет там находиться… Оставить их в отделении мы не имели права, чтобы не заразить других детей. Специальных боксов у нас нет. Впрочем, чесотка лечится амбулаторно. Ни один стационар в Петербурге таких больных не берет. А если его дом в Якутии — ну что ж…

Все врачи института категорически отрицают, что чесоткой Гаврил заразился в детском отделении. Называют любые варианты: в самолете, в поезде, в автобусе, в магазине… Но Марфа не выходила даже за продуктами. При поступлении никаких признаков заразной болезни специалисты у мальчика не нашли. Мать представила 12 справок, в том числе от инфекциониста, о здоровье ребенка.

В тот вечер мы недолго ходили по питерским больницам. Две женщины с ребенком-инвалидом и сумками не могли далеко уйти. Малыша из Якутии, заболевшего чесоткой, действительно не взял ни один стационар. Может, мы совались не туда? В 22.40 я посадила Марфу и Гаврила на поезд до Москвы: талоны на проезд туда и обратно им выдал Минздрав. На следующий день они улетели в Тикси.

Вернутся ли Корякины в Петербург? Оплатят ли им еще раз дорогу? Сохранится ли за ними квота? Сделают ли Гаврилу операцию? Не знаю.

Комментарий

Главный врач Российского НИИ нейрохирургии им. Поленова Ирина Симонова:

— 6 октября я была на учебе. Ситуация развивалась без моего контроля. Я о ней узнала в 18.30 по телефону. Что я могла сделать в это время вне стен института? Увидела все я только на следующий день. Что я могла изменить? Уже ничего.

— Но Корякиных выставили на улицу ваши сотрудники.

— К сожалению, мне этого тоже не было сказано. Дерматологам легко говорить. Вы сама мама? Если бы ваш ребенок лежал в нашем институте, как бы вы отнеслись к такому соседству?.. Легко рассуждать и органам здравоохранения: «Перевести». Но я знаю, как на деле поступают больницы. По-человечески мне Корякиных жалко. Главное — чтобы они вернулись к нам и чтобы за ними сохранилась квота.

Официально

Руководитель направления (здравоохранение, медицинское страхование, программа государственных гарантий оказания бесплатной медицинской помощи) пресс-службы Минздравсоцразвития РФ Екатерина Жадан:

— Будем разбираться в этой ситуации. Ответим в течение недели.

Прямая речь

Заведующая диспансерным отделением городского кожвендиспансера Елена Танготарова:

— В кожвендиспансер мы госпитализируем только с 18 лет. Но в Петербурге есть две детские инфекционные больницы и Педиатрическая академия. Кроме того, эпидемиолог может просто обработать больного, без госпитализации. В институте должен быть консультант-дерматолог, который способен обработать ребенка бензилбензоатом или «Спрегалем», и тот не будет представлять угрозы для других детей. Еще нужно провести эпидемиологические мероприятия в палатах: поменять постельное белье, одежду, всё продезинфицировать. Выкинуть то, что не подлежит обработке. Этого хватит.

Пресс-секретарь городского комитета по здравоохранению Евгения Семенова:

— Как таковая чесотка стационарно не лечится, но существуют нормы по ее лечению. Всех пациентов с чесоткой (и взрослых, и детей) направляют на дезинфекционную станцию и там проводят санитарную обработку. Город выделяет на это средства.

НИИ им. Поленова — федеральная структура, крупный институт, они прекрасно понимают, что люди приезжают к ним из регионов. То есть надо каким-то образом подключиться и решить эту проблему. Найти отдельную палату. Договориться о госпитализации в специализированный стационар. Здесь должен быть задействован административный ресурс.

Нина Петлянова

Источник: novayagazeta.ru

http://www.dislife.ru/flow/theme/10377/#more